У нее самой отношения с Безбородовым установились вежливые и слегка настороженные. Ника ничего не могла поделать: она до сих пор злилась на то, что Василий столько лет не подавал о себе вестей.
Сыпала себе соль на раны: «Когда я с грудным Васькой без копейки сидела… Когда Соломатин за мной охотился… Когда я делала пластическую операцию и умирала от страха… А он, сволочь, сидел в своей Америке… Боялся, видите ли, что его арестуют, как предателя Родины. Да он мог вернуться еще десять лет назад!»
Однажды под вечер она сидела на крыльце. Грелась на закатном осеннем солнышке. Вася-старший привез из школы Василька. Накормил его. Усадил за уроки.
Спустился вниз. Сел на крыльцо с ней рядом.
До сих пор Безбородов упорно избегал рассказа о том, что с ним случилось. Виртуозно уводил разговор в сторону. Или ограничивался полунамеками. Теперь же Ника впрямую спросила его:
– Почему ты так долго не возвращался?
Вася растерянно и беззащитно пожал плечами.
– Все-таки, – решила она наконец-то докопаться до истины, – что с тобой было?.. Все эти годы?..
– А с тобой?
– Я первая спросила.
– Я… Мне тяжело об этом рассказывать…
– Ну, не может быть, – упорствовала она, – чтобы все двенадцать лет тебе было так тяжело, что невозможно рассказать…
– Двенадцать не двенадцать… Но вначале… – Васечка тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания. – Вначале было очень непросто… Но я никого не убивал! – вдруг воскликнул он. – Своих, я имею в виду!.. И не предавал!.. Просто…
Он замолчал. Пауза затянулась. Затем он тяжело, словно ворочал раскаленные афганские камни, продолжил:
– Контузия… Потом плен… Три месяца вместе с «духами»… Потом они меня отдали… В Пакистане… Америкосам… В Пешаваре… «Эмнисти интернешнл»…
Вася опять замолк.
– Ну, ну!.. – приободрила его Ника. И впервые за все время, прошедшее со дня его чудесного появления, погладила Безбородова по руке. Он вздохнул.
– Америкосы спросили, хочу ли я домой, в Союз… Я сказал: нет…
– Но почему? – изумилась Ника. – Ведь тогда уже была перестройка, Горбачев!.. Тебе бы ничего не сделали!..
– «Ничего б не сделали»!.. – передразнил ее вдруг распалившийся Васечка. – А оно мне надо было? Весь этот Союз? Вся эта перестройка с Горбачевым?..
– А как же я? – по-детски непосредственно выдохнула Ника и тут же отругала себя в душе за эту непосредственность.
– Ты!.. – воскликнул Васечка. Он вскочил с крыльца, повернулся к ней лицом, принялся жестикулировать: – Да, ты – мне тогда была нужна! Ну а я тебе? Да я же для тебя был тогда, как… – Он поискал слово, потом выговорил, – как щенок!.. Принеси, унеси!.. Пошел вон!.. Я ж ведь не знал, что!.. – Васечка не договорил и сделал жест в сторону второго этажа, означавший: «Что у тебя есть от меня сын».
– А твоя мама? – строго спросила Ника.
– А что – мама!.. – горько воскликнул Васечка. – Это она сейчас такая добрая, и ты с ней – типа подруга… А тогда… Ну, не нужен я ей был тогда!.. Не нужен!.. Ей нужны были мужики, да веселье, да деньги!.. Я ж у нее тоже тогда только под ногами мешался!..
– И ты, – криво усмехаясь, сказала Ника, – решил нам обеим назло погибнуть… Нас – проучить…
– Да я ж не знал! – закричал Васечка. – Ну пропал – и пропал!.. И всем – наплевать!.. Я ж не знал, что здесь будет – так!.. Гроб, похороны!..
Затем он вдруг вспомнил, видимо, что Ника болеет, что его крики может услышать Вася-маленький, снизил тон, развел руками и прошептал:
– Ну, извини меня, Вера…
Он отвернулся.
Она потянула его за рукав. Усадила рядом с собой.
– Лучше, – вдруг сказал он, – лучше ты скажи, с чего это вдруг ты решила вернуться в Россию?.. Ведь ты же тоже была в Америке!..
– Была… – вздохнула она. – А с чего я вдруг решила… – Васечка, подумала она, тоже заслужил свою порцию откровенности. – Да бог меня знает, почему я вернулась!.. Нет, честно: не знаю… Из-за булечки, наверно… Сейчас мы с ней – в разных городах, а все равно вроде рядом… Наверное, скоро придется ее сюда из Самары забирать – она старенькая уже, трудно ей одной…
– Могла бы и в Штаты ее увезти… – словно про себя произнес Вася.
– Да, наверно… Ее-то я могла с собой взять… А вот… – Она чуть не проговорилась, что Баргузинов ни в какую не хотел ехать в Америку, но спохватилась и перевела разговор: – А вот убийцу родителей я бы, сидя в Штатах, точно не нашла… Этого Соломатина… А я ведь, ты знаешь, упертая… Как тот терминатор-убийца: у меня было предназначение… target… Отомстить… Отомстить – и умереть!.. Да и потом…
Она вздохнула:
– Знаешь, это только со стороны, наверно, кажется: пять миллионов халявных долларов – это так много… А на самом деле… Два миллиона мы тогда откатили начальнику кредитного отдела и другим ребятам в банке… Полтора «лимона» осталось Баргузинову… Полтора – мне… Очень, казалось мне тогда, много… Ну и пошло… Лучшие отели… Лучшие рестораны… Васечка в лучшую школу пошел… Я через год очнулась – а у меня ни специальности, ни связей, ни…
Она опять не проговорилась, что главным оказалось то, что не было рядом с ней мужчины, ради которого ей хотелось бы остаться за границей… Но Васечка, кажется, ее понял.
Она продолжала:
– Ничего, в общем, у меня там не получилось… А здесь, в России, я узнала, что банк тот лопнул… Никому мы уже, казалось, здесь не нужны… К тому же пластическая операция и все такое… Я думала: все равно никто меня не найдет, так лучше уж…
Она опять не договорила, махнула рукой.
– Жаль, что мы там с тобой не встретились, Васечка! – с чувством, искренне проговорила она. – Все было б совсем по-другому!.. Где ж ты-то там был, в Америке?