Осколки великой мечты - Страница 22

Но если она вернется из Москвы назад, тогда… Тогда все честолюбивые Верины мысли о завоевании Москвы ей придется оставить. Она навеки останется здесь, в Куйбышеве. В милом, родном, тихом городе. Но – в провинции. В болоте. И ей уже никогда не представится шанса отсюда выбраться.

И еще: если она переберется в Куйбышев, ее шансы найти того человека, что погубил ее родителей, сведутся к бесконечно малой величине. К нулю они сведутся. А мысль о том, что она обязана отыскать его – и отомстить ему, ни на минуту не оставляла Веру.

Она просто на время – пока не состоялась, не встала на ноги – отложила эту мечту. Но не отставила ее. Не забыла. И никогда не забудет…

Успокоиться, смириться, сжиться с гибелью родителей – ей придется. Но простить – невозможно. Зачем я, дура, грубила маме? И посуду никогда не мыла… И музыкой заниматься не хотела…

Вера ничего не могла сделать с этими мыслями. Бабушка, утешая, говорила, что они естественны и всегда возникают, когда погибают близкие люди. Люди страдают, что недолюбили погибших, недорадовали их.

«Но почему они?! Почему именно они?!» – рыдала Вера.

«На все воля божья», – склоняла голову бабушка.

И одна только Вера знала, что бог здесь ни при чем.

Родителей убил не всевышний. Их погубил – человек.

И она ему обязана отомстить…

А оставшись в провинции, Вера не сможет найти информации о нем, погубителе. Не сумеет обзавестись необходимыми связями, приобрести высоких покровителей. Ей не удастся отыскать черного человека (так она его про себя называла). Чем дальше от Москвы, тем меньше возможностей. Живя в Куйбышеве, Вера уже никогда не найдет его.

Найти и отомстить.

Она… Она обязана сделать это. Пусть ей придется мучиться в Москве. Не высыпаться в общаге. Недоедать. Но зато… Когда-нибудь… Она пробьется. Вера верила в это. У нее появится муж: нет, не Васечка. Другой. Сильный, красивый, ласковый, умный. Чем-то похожий на того противного голубоглазого доцента, что поставил ей трояк по истории партии.

Да, он, ее избранник, будет такой же умный, взрослый, стройный, ироничный и голубоглазый, как доцент. Только – свободный. Без жены, без детей. И – любящий ее, Веру.

И она выйдет за него замуж. И родит ему детей. Троих детей. У них будет своя квартира – в самом центре Москвы…

И еще – Вера сделает карьеру. Она станет большим начальником, у нее будет свой кабинет, персональный черный автомобиль с шофером…

И когда-нибудь она найдет того человека. Того, кто погубил ее родителей.

Она придет к нему. Ворвется в его дом вместе со своим мужем – в то время, когда тот менее всего ожидает увидеть ее. «Кто вы?» – недовольно спросит он. А Верин муж – красивый, сильный и бесстрашный человек – наставит на погубителя черный пистолет. А Вера спросит его: « Ты помнишь «Нахимов»? Помнишь тех мужчину и женщину? Помнишь, как ты утопил их?»

Тогда тот человек все поймет, упадет на колени и запросит о пощаде… Но Вера не станет слушать его жалкой мольбы, она отвернется и твердо скажет своему верному мужу: «Стреляй!..»

Эти полудетские мечтания – о мести и о карьере в Москве – были теми поплавками, что поддерживали Веру во время ее одинокой жизни.

…А пока, на зимних каникулах в Куйбышеве, Вероника решила разобраться с тем наследством, что осталось после гибели мамы и папы.

Речь не шла о чем-то материальном. После гибели родителей Вероника не получила ни единой копейки. Несмотря на то что и отец, и мама являлись весьма высокооплачиваемыми работниками – отец получал ежемесячно рублей четыреста, а мама около трехсот, – на их сберкнижках не осталось ни гроша. Наоборот, они сами были должниками КВП – кассы взаимопомощи – своего «ящика», долг составлял четыреста семьдесят рублей. Благородный местком согласился оказать родственникам погибших единовременную материальную помощь, чтобы погасить эту немалую сумму. К тому же заводской профсоюз организовал и оплатил похороны родителей, после чего дал понять Вере и булечке, что какой-либо иной финансовой подмоги ждать решительно не следует.

Не только денег, но и ровным счетом ничего солидно-вещественного после Веселовых-старших не осталось. Ничего, что можно было бы продать и тем обеспечить Верочке более-менее сносное житье в Москве: ни машины, ни дачи, ни драгоценностей. В доме имелся лишь не самый новый цветной телевизор «Рубин», старый холодильник «ЗИЛ» и югославская стенка. Да сама квартира – вот и все, что нажили за двадцать лет беспорочной службы на секретном авиазаводе Верочкины родители.

Правда, государство после их трагического путешествия компенсировало стоимость путевок, а также выделило по тысяче рублей за каждого погибшего. Тысячу – за папу. Тысячу – за маму. Эти деньги поступили на сберкнижку на Верино имя.

Две тысячи – солидная сумма, однако Вероника решила, как бы тяжело ей ни пришлось, не трогать оттуда ни копейки. На эти деньги она будущим летом (раньше, говорят, нельзя) поставит родителям памятник на их общей могиле. Самый лучший памятник, какой только можно заказать в Куйбышеве. Вера ничего, ни батона хлеба, не купит для себя за мамину и папину смерть. Это было решено и подписано.

С деньгами оказалось все просто, и Вера решила разобраться с иным, вещественным следом пребывания мамы и папы на этой земле.

На антресолях в их квартире лежало заботливо упакованное отцом туристское снаряжение: байдарка в двух брезентовых мешках, двуспальная палатка, два спальника… В родительской комнате в шкафу помещалась папина гитара. Там же имелись фотоаппарат и кинокамера, а также коробки с фотографиями и бобины с пленкой. Каждая коробка была подписана аккуратнейшим папиным почерком: «Большой Зеленчук, 1984 год»; «Катунь, 1983 год»… И так далее, по убывающей, вплоть до семьдесят второго года.