Осколки великой мечты - Страница 46

На нее держит зуб кто-то из бывших работников ее кооператива? Кого-то она невзначай обидела? Или кому-то недоплатила? Человек молчал-молчал – а сейчас вдруг взял силу да припомнил старую, не замеченную ею обиду? Связался с уголовной шушерой – и мстит?.. Да нет, никого она вроде не обходила деньгами… Старалась не ранить словом даже нерадивых работников… Ну а если вдруг и обидела, надо быть ненормальным, чтобы таким вот способом мстить… Мстить – спустя год после того, как кооператив закрылся…

А может… Может, это Полонский?.. Не простил ей партийного выговора? Своего увольнения из института? И того, что она родила от другого?.. До времени затаился, а теперь заматерел, пошел в гору – и решил свести счеты?.. Да нет, чепуха… Анонимные угрозы – совсем не похоже на стиль рафинированного интеллигента Владислава Владимировича…

Утром, так и не заснув ни на минуту, она все-таки позвонила Зойке. Разговор вышел сухим, но корректным.

– А ты знаешь, я сама собиралась тебе звонить, – безразлично сказала подруга.

– Что-нибудь случилось?

– Да. Хотела пригласить на проводы.

– Кого?

Смешок.

– Меня. И Бориса Семеныча. Мы уезжаем.

– Куда?

– В Америку. На постоянное место жительства.

– Зачем? – изумилась Вера. Америка казалась ей местом, столь же далеким, как тот свет.

– Надоела эта вшивая страна, – неожиданно зло сказала Зоя. – Никогда здесь ничего хорошего не будет. Сплошные уголовники. Сверху донизу.

Вера не нашлась что ответить.

Они договорились, что Вера обязательно придет на проводы, но Вера положила трубку и поняла, что нет, не пойдет. Не хочет она больше видеть подругу. Никогда. Пусть катится к черту в свою Америку.

Однако по разговору совсем не похоже, что с угрозами звонил кто-то от Зойки. Кажется, ей сейчас совсем не до того. Такое впечатление, что та уже мысленно за океаном, налаживает жизнь там. Что ей теперь старые российские обиды!..

Может быть, уголовную шпану все-таки натравил на нее бывший доцент, бывший любовник Полонский?..

Она с бьющимся сердцем набрала его домашний номер.

Ответил девчоночий голос. «Старшая дочка, – догадалась Вера. – Сколько же ей сейчас лет?.. Восемь, девять?»

– Он здесь больше не живет, – сказала девочка. – И не звоните сюда больше, пожалуйста.

А потом в особняке снова раздался звонок. Вера сразу узнала голос: это был один из вчерашних – тот, что с кавказским акцентом:

– Я тебе по-хорошему советую: береги сына. Увози его отсюда. Беда с ребенком может случиться…

Вероника опять выдрала телефонный шнур. Снова бродила, неприкаянная, по комнатам особняка. Боялась выпустить Василька из поля зрения, ходила за ним по комнатам по пятам. Думала: «А может, это не дела Баргузинова, а его личное? Он ничего не рассказывает, но жил же он с кем-то до меня… А вот теперь его бывшая решила отомстить мне… Напугать соперницу, выжить из его дома…»

Вечером Баргузинов принес телефон.

– Это аппарат с АОНом – автоматическим определителем номера…

– Я знаю.

– Не перебивай меня!.. А вот еще один телефон – мобильный… Завтра наш телефон не отключай. Когда начнут звонить, определишь номер и тут же позвонишь по мобильному мне. А я сразу подошлю своих парней разобраться с этими… – Баргузинов употребил крепкое матерное слово – он вообще не стеснял себя в выражениях, даже при Вере (и удивлялся, когда она его одергивала). На этот раз Вероника в ответ на похабщину промолчала.

Назавтра – опять звонок. Снова поток грязной уголовной брани. Вероника всматривалась в табло определителя номера. Не клала трубку, выслушивала пакости – однако вместо цифр на аппарате высвечивались точки. «Звонят из автомата, – догадалась Вера. – Предусмотрительные, сволочи».

Через полчаса – новый звонок. Снова – мат, ругань, угрозы. И опять одни лишь точки в окошечке АОНа.

Спустя час все повторилось снова… Василек ныл, нудил, не понимал, отчего мама не выпускает его гулять во двор…

Вероника едва дождалась, когда Баргузинов поужинает. (Покуда тот не насытится, сгружать ему проблемы – что бы ни случилось! – было строжайше запрещено.) Он отодвинул тарелку – Вера набросилась на него с упреками. Тот молчал, хмурился. Потом сказал:

– Я решу эту проблему. Трубу больше пока не бери.

Назавтра в Верином институте назначили торжество. Вручали дипломы и значки об окончании вуза.

Вероника не поехала. Боялась оставлять Василька одного. А брать его с собой, везти через весь город – тоже страшно.

Так и просидели вдвоем, словно заключенные, весь день в доме. Телефон отключили.

А ближе к вечеру, когда смеркалось, Вера из окна приметила в поле джип. Не той марки, что у Баргузинова, но все равно черный, страшный. Из него вылезли три человека. Вероника в ужасе приникла к окну.

Фигуры походили вокруг машины. Стали показывать руками на озеро, на дом. Затем один из них взялся за телефон – и тут же в глубине Вероникиного дома раздался звонок.

Вера заметалась. Обняла Василька – будто бы это она у него искала защиты. Что делать? Звонить в милицию? Какая там милиция! Вера лихорадочно набрала номер на мобильной трубке Баргузинова.

Телефон в доме отзвонил и смолк. Фигуры все бродили вокруг своей черной машины. Порой останавливались, смотрели на окна особняка.

Баргузинов откликнулся на звонок Вероники тут же, будто ждал. Перебил на полуслове, бросил хмуро: «Еду».

Вера ждала, иногда крадучись подходила к окну, выглядывала.

Минут десять спустя чужаки залезли в свой черный джип. Завели мотор. Уехали.

Баргузинов появился через полчаса в компании двух хмурых кожаных парней.