– Мой уехал в командировку! В Швейцарию, на десять дней!.. Я сегодня смогу даже остаться у тебя!..
– А охрана? – прошептал профессор, не выпуская ее из объятий. – Горничные, консьержки?.. Частные детективы?..
– Охрана уехала вместе с ним. Горничную я отпустила. Консьержка у нас – слепая дура… Так что я свободна. Как ветер! Пошли гулять? В парк! Слушай, я сто лет не гуляла в парке. Вдвоем. Пойдем, а?
Полонский улыбнулся, согласно наклонил голову. Инна подхватила его под руку.
…Низкое небо. Осень. Пустынные асфальтовые аллеи, заваленные желтыми листьями. Черно-желтые влажные деревья.
– Как хорошо! – восторгалась Инна. – Такой теплый воздух. Влажный. Чистый…
– А разве у тебя на даче плохо? – испытующе спросил Влад.
– Плохо, – убежденно сказала она. – Там нет тебя.
Профессор не нашелся, что ответить.
Они гуляли в Сокольниках почти до темноты, до вдруг заморосившего дождя. Забрели в самую глушь парка, куда доносились свистки невидимых из-за деревьев электричек.
– Это Ярославская дорога. А по Сокольникам, по лесу, можно перейти в Лосиный остров, а потом, лесами, – до самого Александрова… А потом – и до Архангельска… – мечтательно рассказывал Влад.
– Все-то ты знаешь…
– Ну, это не бог весть какие знания… – усмехнулся профессор.
– А ты-то сам в эти леса уходил? – лукаво спросила Инна.
– Уезжал. На велосипеде. Не до Архангельска, конечно, а до Черноголовки доехал…
– Ух ты!.. Давай и мы уедем? Уйдем в лес? В партизаны?
– Ну, нет. Я люблю комфорт. Горячую ванну. Теплый ватерклозет. Микроволновую печь…
– А у тебя нет где-нибудь избушки – с ванной и микроволновой печкой? Куда мы могли бы уехать? Ото всех, ото всех, ото всех?
– У меня – нет, – подчеркнуто холодно произнес профессор, отстраняясь от нее.
– А давай… Давай тогда сбежим за границу… А? Только ты – и я? И никого больше?
– Давай. Только… Только мне сорок семь, а тебе – девятнадцать…
– Двадцать один, между прочим!
– Все равно. Ты годишься мне в дочки. Хочешь, я тебя удочерю?
– Я сейчас тебя уматерю, па-па-ня!.. Подумаешь, удивил: сорок семь! Ну и что, что сорок семь? Ты еще лет тридцать будешь вполне ого-го-го. Я по твоим способностям сужу. Монстр настоящий!.. А через тридцать лет я сама стану старухой… Тебя буду в колясочке возить. По Лазурному берегу. Из Ниццы – в Канны, а потом – в Монте-Карло… И обратно…
– На Монте-Карло деньги нужны, лягушка ты путешественница!..
– А ты деньги будешь в рулетку выигрывать, – беспечно возразила она. – Ты ведь такой у-умный… – добавила она с придыханием.
Полонский только усмехался.
– Или, – добавила она серьезно, – мы ограбим кого-нибудь…
– Кого же?
– Моего мужа, например. Он – очень богатый.
Как его все достало! Нытье подчиненных, наезды таможни, щебетанье Инки… Достал совок, заколебали мокрые улицы, смесь жухлых листьев, грязи и окурков. Но Олег знал: подчиненные могут шуршать сколько угодно. Таможня вправе кобениться сколько влезет. И на дождь ему наплевать. Он все равно уверен: на фирме все будет в порядке, таможенников в нужную минуту приткнут, и в совок он все равно вернется – пусть там слякоть по 365 дней в году. Олег Соломатин сам строит свою жизнь, строит ее продуманно, решительно и единственно верно. У него – процветающее дело, хорошие машины и красавица-жена – глупенькая и ручная. Никто не умрет, если он хотя бы денек поживет для себя.
Олег решил по дороге в Цюрих заскочить в Амстердам. Ненадолго. Один, без охраны и даже без новой секретарши – Вальки с роскошной попой. Уж в Голландию-то со своим самоваром приезжать решительно незачем!
Он прилетел в одиннадцать утра. Тут же, в аэропорту, выкупил билет на сегодняшний вечерний рейс в Цюрих. Остается почти полсуток. Времени хватит и на подумать, и на «косячок» с «хашем», и на девочек – Олег уже решил, что сегодня это будут фламандка со светлыми волосами и худенькая мулатка.
Он сел в такси. Буркнул водителю: «Центр!»
– Кафе-шоп? – понимающе ухмыльнулся шоферюга.
– That…s right, – Олег вспомнил одну из немногих знакомых английских фраз.
Ему положительно необходимы часа два одиночества, крепкий кофе и еще более крепкий «косяк».
Сейчас, утром, кафе-шоп пустовал – голландцы предпочитали расслабляться вечерами. Здесь было сумрачно – город прятался за тяжелыми шторами. Смурной бармен протянул Соломатину меню – кофе, чай, спиртное. Олег напряг память:
– The real one! – То есть давай «настоящее меню».
Бармен послушно протянул ему другую карточку: гашиш, марихуана, «грибочки». Соломатин ткнул пальцем в самый дорогой, итальянский «хаш». Велел сделать «double coffee» и удалился в самый темный угол. В кафе-шопе – спокойно, уютно. Бармен предложил включить телевизор или купить жетонов для игровых автоматов – Олег поспешно отказался. Он дождался кофе и «косяка», отпил глоток, сделал первую, самую сладкую, затяжку и вынул из «дипломата» кожаную папку. Ему предстояли сложные дни: Олег задумал одну из самых грандиозных сделок в своей жизни. Сегодняшний отдых – пожалуй, последний в грядущей череде занятых до отказа дней. Соломатин знал: когда он чем-то увлечен, то часто забывает поесть, мало спит и даже не помнит о том, что в Москве его ждет милая женушка. Надо, кстати, ей позвонить, пока с головой не накрыли дела…
Инна впервые привела Полонского в свою квартиру. Проживала она в кирпичном номенклатурном доме в самом центре Москвы, на Чистых Прудах. На фасаде висели три мемориальных доски (одна из них была залита чернилами).