Осколки великой мечты - Страница 61

Второй, новенький, он получил в «Красотке». Отпечатки были сняты со стакана минералки, за который госпожа Колесова опрометчиво схватилась обеими руками.

Отпечатки совпадали.

Ни об одном из листов Веселова – она же Колесова – не знала.

Эти два куска бумаги теперь стоили два миллиона долларов. По «зеленому лимону» за каждый.

За них следовало выпить – в тишине, в одиночестве, в компании безмолвного телевизора.

Он накатывал рюмку за рюмкой, и вот постепенно на безликих листах бумаги уже проступает лицо Веселовой. Она умоляет его, падает перед ним на колени… И лицо исчезает. Теперь мозг выдает иное видение: кожаный «дипломат», полный хрустких зеленых пачек.

Пермяков продолжал пить, и доллары обращались в новые картинки: экзотические страны, мулатки, пальмы, дорогие отели, хорошие казино…

Он заснул на диване в гостиной, так и не выключив телевизор. Да, пить в одиночку нехорошо, смотреть видения – еще хуже. Но сегодня ему нужно хорошо расслабиться. А завтра – браться за дело.

Ника

Нике снится жаркий тропический пляж. Босые ноги утопают в раскаленном песке. Океан под лучами беспощадного солнца смотрится огромным серебряным блюдом. Ника рвется побыстрей нырнуть в воду, но кто-то рядом с ней удерживает ее. «Сначала коктейль!» – слышит она. Голос ее спутника молод и звонок, совсем не похож на низкий рык Баргузинова. С кем же она? Но солнце светит в лицо, Ника видит лишь стройный, размытый под яркими лучами контур фигуры. Она только в одном уверена: это – не Иван.

«Стой! Стой!» – слышит Ника чьи-то крики. Смех, топот – как можно слышать топот на мягком песке? Дзинькает стекло… Она открывает глаза. Ее дом, ее спальня, в постели – она одна. А у окна нервно топчется Васечка. Он распахнул створку окна, опасно свесился вниз…

– Что случилось?! – Никин голос спросонья испуганный, хрипловатый.

– Мам! Заяц! Заяц! – кричит в ответ Вася. – Он к теплице помчался!

Ника стряхивает с себя остатки сна. Ну сынуля, чистое наказание. Не дал сон досмотреть.

Вася срывается, бежит к выходу. Уже проснувшаяся и переставшая злиться Ника кричит вслед:

– Лови его! К обеду поджарим!

Она откидывается на подушки. Интересно, как заяц перелез через трехметровый забор? И откуда берутся зайцы в шести километрах от Москвы? Пойти, что ли, вместе с сыном поохотиться?

Но за окном хмурится октябрь, вставать неохота, да и зверя наверняка не поймаешь, слишком шустр. А если и заловишь – то что с ним делать? У кого поднимется рука забивать зайца? Не у Васечки же… Был бы Баргузинов – никаких вопросов. Но с его уходом резких, жестких людей в доме не осталось. Из мужчин – только юный и ранимый Василек да эконом – милейший дедуля. Шофера у Ники нет. А горничная с экономкой вообще клушки, даже темноты боятся…

Ника как раз покончила с кофе, когда возвратился разочарованный Васечка:

– Заяц убежал… Там в заборе дыра…

– Ну и какой он, расскажи? – искренне интересуется Ника.

– Жирный – во! – выпячивает тощее пузо Васек. – Уши как шланги. Болтаются!.. Коричневый.

– Бурый, – машинально поправляет Ника.

– Нет, коричневый! – сердится Васечка. – Мам, давай себе зайца заведем?

Ника закатывает глаза. Начинает перечислять:

– Терьер! Шарпей!

– Два кота, – заканчивает за нее сын. И возмущенно добавляет: – Но зайца-то – нет!

– Ладно, съездим на Птичий рынок, посмотрим, – обещает Ника. Она очень надеется, что дикие животные там не продаются, а от кролика Василек сам откажется. Только зайцев ей в доме и не хватало.

– А, мам, тебе звонил какой-то перец! – докладывает Василек. – Просил разбудить, да я сказал, что это бесполезно.

«Ну и словечек он набрался в своей гимназии!» – думает про себя Ника, а вслух говорит:

– Что за перец?

– Брешет, что профессор.

Тут Ника уже не выдерживает:

– Василий, прекрати. Уже не смешно.

Сын тут же вскидывает руки:

– Сдаюсь! Извиняюсь! Дорогая мама, тебя просил некий профессор Полонский, и я ему отказал, мотивировав свой отказ тем, что ты еще почиваешь.

– Давно звонил? – Ника оставляет без внимания Васину цветистую фразу. Опять Дюма начитался.

– Да с час назад. Когда все прогрессивное человечество завтракало.

«Прогрессивным человечеством» Василек называл горничную и экономку с мужем. Он любил завтракать не в монументальной и темноватой гостиной, а вместе с ними на кухне. Баргузинов всегда сердился: «Нечего ему сидеть с обслугой!» Но Ника, для вида соглашаясь с Иваном, никогда не запрещала сыну делать, как он хочет. Нравится завтракать на кухне – пусть. Никому от этого вреда нет, а прислуге – приятно.

Значит, игра с профессором Полонским началась. Он ей перезвонил, как договаривались, в выходные. Ну и чудненько. Ну и чудесно. Ника уже придумала, как его использовать.

Инна Соломатина

Муж заявился домой в тусклых лучах октябрьского рассвета. Пьяный, потный, красноглазый. Прямо в одежде шлепнулся в постель. Инна сдвинулась на самый краешек кровати, сжалась в клубок: он просто обязан обнять ее, сказать, как он сожалеет и что такое больше не повторится.

Но Олег победно захватил освободившееся пространство, вытянулся во всю ширь и громко захрапел. Как будто она, Инна, и не существует. Пьяная свинья. Где он шлялся? В казино? В сауне?

Она тихонько встала и прошла в гостиную. Налила себе сока, подошла к окну. В косых струях дождя дворник сметал с бульвара золотые листья. Роскошный осенний багрянец жухнул под метлой. И ей казалось, что так же погибает, жухнет ее мечта о золотой, красивой жизни с мужем-миллионером. Он все равно всегда будет прав. Что бы он ни делал. А она – навсегда останется бедной родственницей. Как это в институте учили… тварью дрожащей. Ни права голоса, ни других прав. Вообще никаких.